Гуж не ответил.
Покидая террасу, Джошуа решил, что общаться с некомпанейскими учениками могущественных чародеев – не его конек. Ощущение же, что он научился выуживать информацию с помощью провокаций, приятно грело.
– Ты совсем не умеешь выуживать информацию при помощи провокации, – жестко вернула его на землю Майриэль.
– Согласен, – кивнул Кай.
– Это было немного необдуманно, Джошуа, – поддержала их принцесса.
Паки в выговорах благородно не участвовал.
– Зато мы получили дополнительные доказательства причастности Грейна и его ассистента к заговорщикам, – сказал мэтр Гаренцворт. – Столь явная демонстрация силы указывает на то, что у них имелась возможность призвать дракона.
– Спасибо за поддержку, ваша мудрость.
– Жонглирование посохами, по-твоему, так ярко это демонстрирует? – уточнила Майриэль.
– Более чем. Умение подчинить себе посох другого волшебника говорит о многом.
– То есть это намного более впечатляюще, чем, например, сжечь оппонента дотла или превратить в муху?
– Намного более. Ведь сжигая оппонента и даже подвергая его принудительной трансформации, чародей использует только свою собственную силу и мастерство. В этом случае оппонент выступает в роли объекта. Подчинение же чужого посоха – это, несмотря на отсутствие ярких эффектов, намного более сложное волшебство, ведь посох настроен на конкретного волшебника.
– Хотя практичнее все же сжечь оппонента ко всем демонам.
– Это совершенно не соответствует канонам высокого волшебства.
– Зато быстро, и можно сэкономить на гробовщике.
– Майриэль, как ни странно, зрит в корень, – поддержал лучницу Кай.
– Что значит «как ни странно»?! – возмутилась эльфийка.
– Ты сама знаешь что, – не смутился Кай. Обратившись к Рамилу, он продолжил: – Демонстрация этой силы, о которой Джошуа не стал бы умалчивать, была стратегически неверной. Зачем раскрывать раньше срока карты и давать нам возможность подготовиться к проявлению мощи наших врагов?
– Если, конечно, их сроки уже не наступили, – вставила Майриэль.
– Раз мы тут спокойно сидим и разговариваем, то, наверное, нет.
– Не зная их точных мотивов, я не буду строить теории, – пожал плечами мэтр Гаренцворт. – Но по опыту могу сказать, что излишнее могущество может вскружить голову, сделать своего обладателя неосторожным.
– Мне по душе идея с провокацией, – сказала Майриэль. – Потому что если наши противники дураки, то совсем неинтересно. Да почему они так долго водят нас за нос и кто мы в таком случае?
– Не стану развивать мысль насчет нашего ума, но то, что мы здесь пленники – не оставляет сомнений, – сказала принцесса.
– Осталось понять, чьи же, – согласился Кай. – Графа, заговорщиков без посохов или всех вместе?
– Судя по отношению, которое демонстрировал граф мэтру Грейну, они терпят друг друга исключительно по долгу службы.
– Или это опять какая-то двойная игра. Еще одна провокация.
– Так мы ничего не поймем, – вздохнула принцесса. – Потому что во всем будем видеть провокацию и подвох.
– Паки беспокоят подвохи, – доверительно сообщил Паки.
– Ты не одинок, милый, – поддержала его Майриэль.
– Мы снова в тупике, – сказал Джошуа. – Надо выработать хоть какую-то последовательность действий.
– По возможности будем держаться вместе – подальше от местных подозрительных чародеев. Желательно, чтобы рядом был хотя бы один из наших мэтров. Может, у кого-то есть хоть какие-нибудь идеи?
Достойных идей ни у кого не нашлось.
– Рамил, чур, с нами, – подняла руку Майриэль. – Нашего благообразного дедулю не страшно пускать в девичий будуар, он там будет смотреться органично и не вызовет ровным счетом никакого переполоха.
– Ты очень добра, – не смутился мэтр Гаренцворт. – Но я, пожалуй, возьму самоотвод.
Еще Джошуа мучили сны.
После того разговора с Джулией, когда она позволила ему разделить с ней это проклятие, сны словно сорвались с цепи. Ужас преследовал его ночью, а неуверенность и неопределенность ситуации сводили с ума днем.
С каждым разом сны становились все страшнее и навязчивее, обретали больше деталей и оттенков, продолжали развивать мотив постоянной погони, наполнялись новыми подробностями.
В одну ночь принцессу вместо мужчины со щитом преследовало мерзкое чудовище, не избегшее, впрочем, общей судьбы и все равно ставшее сухой корягой. В другую – странный человек, чьи черты были расплывчаты и все время менялись. Потом приснилась девушка в яркого цвета одеждах, сжимающая узкий клинок с волнистым лезвием.
А однажды преследователем принцессы оказался сам Джошуа. Он узнал себя не сразу – короткая борода и шрамы изменили его лицо. Но самым непривычным оказалась жестокая улыбка, прятавшаяся в уголках губ. И тень, затуманившая его взор.
Он не спешил вслед за принцессой, пытаясь остановить ее. Он шел размеренным шагом, наслаждаясь своим могуществом, и в руках у него не было посоха.
А Джулия бежала, и на лице ее был только страх.
Тень выросла перед ней неожиданно, и принцесса, споткнувшись, упала на траву.
«Джошуа!»
Ее крик повис в воздухе, тая на ветвях деревьев.
И тот, другой Джошуа, отозвался. Он рассмеялся хрипло и страшно и встал над принцессой, не одарив ее взглядом.
Тень, склонившаяся над Джулией, подняла голову.
«Уходи, мертвый человечек», – прошипела она.
«С чего это?» – задорно рассмеялся незнакомец с лицом Джошуа.
«Мертвые человечки не страшны тьме, – сказала тень. – Уходи, или я накрою тебя, и до конца времен тебе не будет покоя».