– Подумаю.
– Только делай это где-нибудь в другом месте, будь добра.
– И рада бы, но в другом месте не будет стонущих чародеев, с которыми надо серьезно поговорить.
– Эти чародеи были бы счастливы, если бы так оно и случилось.
– Жаль, их никто не спрашивает.
– Майриэль, уйди. Я не хочу ни говорить с тобой, ни слушать тебя.
– Не будь ребенком.
– Я не знаю, куда делся мой посох, но и без него могу превратить тебя во что-нибудь без голоса.
– Не льсти себе, малыш.
– Что мне сказать, чтобы ты отвязалась?
– Для начала можешь сказать, почему ты такой дурак?
– А какое тебе дело? Ты же не любишь людей и всех нас считаешь дураками?
– Справедливо. Но я ведь дитя ветра и дождя и всем даю шанс доказать мне обратное.
– Видимо, я доказал, раз ты еще здесь.
– Вполне. Ты был мне соратником, и при этом не совсем бесполезным, так что мне не так чтобы безразлична твоя судьба. А также глупости, которые ты творишь.
– Это ты говоришь мне про глупости?! – Джошуа попытался приподняться, чтобы его обличения звучали весомей. – Ты забила Джулии голову какими-то историями о любовниках и изменах! Ты хоть представляешь, во что ты хочешь ее превратить?!
– Наконец-то ты не отрицаешь, что неравнодушен к ней.
– Я смирился с тем, что все читают мое лицо как открытую книгу! Да и какая разница, если моя голова все равно лопнет в ближайшее время.
– Все будет хорошо. – Майриэль щелкнула застежкой, видимо, доставая что-то с пояса. Он услышал, как она откупоривает какую-то бутылочку, и почувствовал постукивание стекла по лбу. – На, выпей, жертва разбитых чувств.
– Не издевайся. – Он с трудом полуприсел, нашарил бутылочку и проглотил залпом. Во рту стало мятно, свежо и терпко.
– Хороший мальчик, скоро тебе полегчает.
– Скорее бы. Тогда я смогу наконец убежать от тебя.
– От лесной охотницы? Наивный.
Помолчали.
– Майриэль.
– Что?
– Я действительно очень зол на тебя. Ты не должна была вмешиваться.
– Не я причина твоих бед, Джошуа.
– А кто же?
– Судьба.
– Как ново!
– Ново или нет, но это правда. Мне жаль, но ты родился не благородным, и с принцессой тебе быть не суждено. Такова суть ваших людских правил. Я считаю их глупыми и сковывающими, но такова ваша жизнь.
– Ты просто открыла мне глаза!
– Иногда нужно услышать свои мысли от другого. Подумай сам, и подумай хорошенько. На миг забудь, что ты влюблен, – я понимаю, что сейчас ты не можешь, но хотя бы попробуй и взгляни на вещи здраво. Ты хочешь, чтобы единственная наследница Римайна сбежала с тобой скитаться по дорогам, бросив все, что ей дорого, и всех, перед кем она в ответе?
– Она и это тебе рассказала?
– Она старалась не болтать, но пара оговорок – и все стало понятно.
– Так ты еще и дознаватель?
– Иногда бывает. Но не отвлекай меня.
– Я не хочу это слушать!
– А придется. Даже если бы твой план удался, ты хоть на минуту представь, что бы сделал ее отец? Сколько бы отрядов и наемников он послал за вами?
– Нас не нашли бы. Я бы позаботился об этом.
– Ты и сам в это не веришь.
– Я стараюсь.
Птицы в листве, окружающей скамейку, весело щебетали.
– Майриэль.
– Да?
– Я ведь не настолько глуп.
– Я надеюсь.
– Но то, что ты предложила Джулии, это так…
– По́шло?
– И неправильно. Ведь она… мы…
– Все слишком возвышенно для низких утех, да?
– Да.
– Тебе еще многое предстоит узнать об утехах, дружок. Это не только низко и пошло, это может быть и очень возвышенно и приятно. Главное, делать это в нужное время и с правильным партнером.
– Тебе лишь бы подшутить надо мной.
– Вовсе нет. Ты и так постоянно подбрасываешь мне возможности сделать это. А вот предложить тебе подумать кое над чем я бы очень хотела.
– Над чем же?
– Над тем, как трудно было Джулии предложить тебе такое. Думаешь, она не боялась и не сомневалась? Как, по-твоему, ей, благородной и чистой принцессе-фиалке, предлагать такое тебе, своему герою в сверкающей хламиде? Думаешь, что она делала всю ночь после твоего ухода? Играла на арфе? Она рыдала, страдала и изводила себя стенаниями! Догадаешься почему? Или объяснить?
Джошуа не ответил.
Вместо этого он попытался сесть и, как ни удивительно, на этот раз у него получилось.
Глаза открылись почти без проблем. Солнце светило, но не так чтобы уж слишком жестоко.
– Полегчало?
– Немного.
Майриэль протянула изящную руку, и соловей, что заливался в листве последние несколько минут, слетел ей на ладонь.
– Любовь бывает разной, Джошуа, – сказала лучница, поглаживая птичку. – Но если она взаимная и чистая, то тайна ее не опорочит. Главное, помни, – она чуть дунула на соловья, тот завертел головой, отступил на шажок, а потом взмыл обратно в листву, – что помимо радости она может принести и боль. – Эльфийка показала Джошуа ладонь, на которой осталась небольшая ранка от тонких коготков. Маленькая карминовая капелька упала им под ноги. – Будь осторожен.
– Спасибо, Майриэль. – тихо отозвался он. – Спасибо тебе большое.
Она оставила его приходить в себя, но долго нежиться на утреннем солнышке младшему мэтру не пришлось.
Его нашел местный садовник, грузный мужчина с грустными глазами и ножницами исполинских размеров. Говорят, садовники – тихие и безобидные люди, пока не тронешь их сад, а Джошуа, как оказалось, тронул его довольно сильно.
Вчерашние возлияния обернулись не только головной болью, но и порчей графского имущества. И потому все утро пришлось потратить на исправление вчерашних ошибок.